— Диких лошадей и у нас было в достатке, — зевнул Дарган. — Всех успели или приручить, или перевести.
— Мы их на подворьях разводим, а те сами плодятся, — не согласился человек. — И царские войска к нам не суются, а в Америке аборигенов уж не осталось.
— Сничтожили?
— Истребляют поголовно.
— У себя мы такого не допустим.
— Дело не в этом, — собираясь окунуться сон, поудобнее устроился на бурке собеседник. — Мы согласились на услужение царю, а индейцы новую власть признавать отказались.
— Царь–батюшка и горцев не дюже цепляет, и азиатов с татарами. Везде старается как с французами — полюбовно. Испокон веков так было.
— То–то и оно. А это неправильно, они себя еще покажут…
Небосклон просыпался бессчетным количеством ярких звезд, в их окружении луна показалась огромным бубном из выделанной кожи, неторопливо катящимся над степью. Закутавшись в полу бурки, девушка положила голову на грудь Даргана и смежила веки, снова она не получила ответа на мучавшие ее множество вопросов.
Осталась позади столица Земли войска Донского городок Новочерскасск с атаманским дворцом народного героя Платова, с войсковым собором и военным училищем для казачат. Наезженный тракт потянулся вдоль берега реки Дон с неподвижными рыбацкими каюками, с неторопливыми кораблями посередине, идущими от Азовского моря или возвращавшимися в него, чтобы через узкий пролив Босфор попасть в море Черное, а оттуда через Дарданеллы и в Средиземное. Недаром город впереди, через который пролегала дорога, прозывался портом пяти морей. Девушка с интересом наблюдала за восточной пестротой вокруг, тревога снова покинула ее, уступая место простому любопытству. По обочинам возносились в небо свечами стройные раины — пирамидальные тополя — бегали длинноногие дрофы, поля были возделаны. Жизнь вокруг била ключом, и когда на горизонте засверкали купола церквей, спутница с надеждой перевела дыхание. Может быть и в этих местах на краю земли она ничем не отличается от жизни в чопорной Европе с начищенными до блеска окнами, может быть она одинакова везде. Ведь в станицах, которые они проезжали, казачьи куреня сверкали идеальной чистотой, а сами казаки с казачками выглядели сытыми и довольными судьбой. Да и в прожаренных солнцем степях вокруг бегало столько живности, что чувство голода возникало само собой, заставляя просыпаться звериный аппетит. Особенно много было похожих повадками на страусов, которых путешественница видела в королевской резиденции Фонтенбло под Парижем, жирных дроф. Стремительные птицы то и дело норовили перебежать широкий грунтовой тракт.
Глава десятая
Сначала на пути вырос сложенный из саманного кирпича армянский Нахичеван с похожими на турок жителями в длинных кафтанах, с пузыристыми шароварами и мягкими на ногах чувяками с загнутыми кверху носами. Во дворах ревели ослы, через заборы перевешивались ветви со спелыми абрикосами, с грушами и виноградом. Потом запестрели деревянные домики пригорода Ростова, утопающие в запахах цветов, перезрелых фруктов и того аромата, который пропитывает южного человека на всю жизнь. Девушка втягивала этот запах, она старалась наполниться им, чтобы не отличаться от местных жителей. Дарган с улыбкой наблюдал за ней, он радовался тому, что спутница изредка отвлекалась от тяжких дум. Завернув кабардинца с центральной Большой Садовой улицы на проспект Большой, он повел табун лошадей по направлению к городскому рынку, пришла пора пополнить запасы овса и продуктов для себя. Взору открылся собор Александра Невского о нескольких главах, с массивными стенами и монументальными входами с иконами над ними. Он был построен ввиде четырех квадратных башен с луковками над каждой, посередине соединенных одной крышей с большой, покрытой золотом, маковкой. Картина была столь величественная, что девушка привстала в стременах, из ее груди вырвался изумленный возглас:
— О, базилик! — устремилась она вперед. — Среди степь… Откуда, кто?
— Софьюшка, лувры с нотре дамами громоздятся не только в Париже, но и у нас есть на что посмотреть, — с гордостью сказал Дарган, он снял папаху и перекрестился. Затем продолжил. — Видал, красота какая, на века построенная.
— Ви, месье Д, Арган, — не отрывая глаз от церкви, согласилась спутница. — Я хочу туда.
— Обязательно зайдем, заповеди Христовы казаки блюдут свято.
На площади перед собором толпился разноликий народ, были здесь крещенные татары, хохлы, принявшие русскую веру люди неизвестно какой национальности, истово отбивавшие поклоны и целовавшие руки выходившим на улицу попам. Иногда внешностью они были похожи на пиратов или бродячих цыган с длинными волосами, с серебряными серьгами в одном ухе. Подогнав лошадей к коновязям, Дарган накрутил уздечки вокруг бревна, на морды навесил торбы.
— Пойдем, Софьюшка, теперь не грех попросить у бога и за себя, — тронул он спутницу за локоть. — Земля началась нашенская и порядки тут тоже свои, вольные.
Они вошли под прохладные своды, осенив себя крестами, осмотрелись вокруг. Под куполом наблюдал за человеческой суетой окруженный ангелами седобородый сам Господь–отец, ниже расположились картины на библейские темы, затем шли изображения святых, и уже на стенах висели большие и маленькие иконы с зажженными перед ними лампадами. Сизоватый дымок струйками поднимался к потолку, сливаясь в призрачную синеватую твердь, отчего казалось, что Господь смотрит как бы из небытия. На клиросе бормотали молитвы священники и монахи, им подпевал церковный хор, голоса заполняли церковь, успокаивая нервы. Девушка сложила руки перед грудью, мысленно начала повторять молитвы на своем языке, она понимала, что бог един и нет разницы, на каком наречии просить его о снисхождении, тем более, что и церковь заполняли люди разных национальностей — приход был открыт для всех. Девушка перестала замечать все и вся вокруг, она чувствовала, что молитвы доходят до Господа, что он внемлет ее устам и понимает ее. Она закачалась под знакомую с детства мелодию, которую запомнила еще с колыбели, все дальше и дальше удаляясь от мирской суеты…
Это продолжалось до тех пор, пока кто–то не тронул ее за плечо. Девушка вскинула ресницы и увидела возлюбленного с папахой в руках, на лице его лежала печать умиротворения, складки разгладились, глаза светились любовью. Он словно помолодел сразу на несколько лет. Она вынула из небольшой сумочки купюру, опустила ее в прорезь церковной копилки и пошла к выходу.
На городском базаре было столпотворение, это не был горластый и нахрапистый московский рынок, здесь явно ощущалось дыхание близкой Азии с недалеким Кавказом. Мягкими голосами торговцы расхваливали товар, уговаривая посетителей купить его только у них, они предлагали фрукты, огромные куски дынь или тыквы, или протягивали наполенные медом деревянные ложки. Горожане переходили от одного прилавка к другому, пробуя все подряд, лишь в конце решаясь на копеечную покупку. Девушка тут–же переняла эту особенность, она пристроилась к медленно текущей очереди, отламывая, отщипывая, втягивая в себя дары щедрого края. Дарган с дорожной сумкой плелся позади, на дне ее лежала купленная у лавочника единственная селедка, выступать в подобной роли ему еще не приходилось. Наконец спутница повернула к нему сытые глаза, разлепила измазанные ягодами губы:
